Сайт возможного мошенника dugward.ru

Сайт возможного мошенника dugward.ru

Возможно это мошенник, будьте осторожны

Жалобы от пользователей

Внимание.Администрация сайта не несёт ответственности за содержание жалоб пользователей, которые размещены на страницах сайта,а также за последствия их публикации и использования. Мнение авторов жалоб, могут не совпадать с мнениями и позицией редакции.
Сайт предоставляет лишь техническую возможность для размещения жалоб Пользователей и обмена информацией с соблюдением требований законодательства РФ и Правил пользования сайтом(Правила удаления жалоб), самостоятельно не инициирует размещение информации на Сайте, не выбирает получателей информации, не участвует в формировании содержаниястраниц Сайта, в момент размещения информации Пользователями Сайта не знает, и не имеет возможности знать (в том числе технической), нарушает ли такое размещение охраняемые законом праваи интересы третьих лиц, не контролирует и не несет ответственности за действия или бездействие любых лиц в отношении использования Сайта или формирования и использования содержания страниц Сайта.
Администрация Сайта не осуществляет предварительную проверку (модерацию и/или цензуру) размещаемой пользователями информации в случаях, прямо не предусмотренных законодательством РФ.
Дата, от когосообщенияИсточник
28.09.2021 07:54
Одинаковых 1
От:
Могут видеть только зарегистрированные!
Протоиерей Сергий Фисун
О ДУХОВНЫХ ИСКАНИЯХ ВАСИЛИЯ ШУКШИНА (02.10.2019)
(окончание, начало в https://vk.com/wall-109899830_15061, https://vk.com/wall-109899830_15062)

...Поскольку эти воспоминания относятся к 1979 году, вряд ли Валерий Гинзбург мог написать более откровенно, особенно учитывая то, что он был родным братом в то время недавно умершего при странных обстоятельствах в Париже Александра Галича. О многом заставляют задуматься и заключительные слова в данных мемуарах Валерия Аркадьевича:

«Перечитал написанное и понял, что не сказал и десятой доли того, что помню, что знаю, что хотел рассказать». (Выделено нами – С.Ф.)

Не менее значимыми нам кажутся воспоминания Людмилы Кориной, работавшей в съемочной группе фильма «Странные люди», о том, что во время работы над этим фильмом Василий Макарович не расставался со Священным Писанием:

«<...> в первый день приезда в деревню Лубенкино Владимирской области, я поздравила его и подарила Евангелие (обложка голубая, книжка размером в ладошку, умещается во внутреннем кармане). Когда я посетила его в больнице во Владимире, на мой вопрос, читает ли он Евангелие, ответил: ‟Оно всегда со мной”.

К его 40-летию выслала по почте, получив уведомление, Библию в черном переплёте, издания Московской Патриархии, где я сотрудничала переводчиком. Библию я ему подписала»[21].

Внешняя канва киноновеллы отчасти строится по мотивам рассказов «Думы» и «Стенька Разин», но именно отчасти: киноновелла значительно сложнее рассказов и несет новые смыслы. Повествование вроде бы предельно просто, как и круг обозначенных тем. По-советски положительный председатель колхоза Матвей Рязанцев, подводя итоги жизни, видит, что в его в жизни, кажется, не случилось главного – любви. Параллельно разворачивается история деревенского самородка, резчика скульптур, «кукол», как говорят земляки, – тридцатилетнего неженатого Николая. Несколько раз в фильме подчеркивается, что дом, построенный отцом Николая, заваливается, но Николай, явно мастер на все руки, равнодушен к этому, он не внимает и горестным просьбам матери взяться за ум и починить разваливающийся дом. Вдохновляемый совершенно чуждым для деревни человеком – интеллигентом Вениамином Захаровичем, – Николай пытается вырезать из дерева Степана Разина, но, разочарованный несоответствием своего творения тому образу, который существовал в его душе, подобно бажовскому Даниле Мастеру, разбившему вазу, сжигает свою скульптуру.

Казалось бы, фабула фильма развивается по знакомым шаблонам советского искусства, но странным образом в новеллу-притчу вплетается второй план – религиозно-мистический. В фильме отчетливо звучат гоголевские мотивы «Вечеров на хуторе близ Диканьки»: в советской деревеньке правит бал мертвенный мир демонических сил. «Блажная», глубоко дисгармоничная песня, лейтмотивом звучащая в фильме и лишающая жителей покоя, показывает, что колхозная деревенская гармония обманчива. Неслучайно гармониста Петьку именуют в фильме «чертом блажным» и «баламутом чертовым».

Новая странность: в деревеньке вроде бы действующая, исправная церковь с крестами на куполах, но за кадром не колокольный звон, а мелодия кремлевских курантов, которая на фоне крестов звучит, на наш взгляд, зловеще. В русской деревне восторжествовали лжецерковь и лжерелигия.

Диссонанс все более и более нагнетается: в фильме появляются сюжеты, которых не было в рассказах. Трудно понять, что это: сон, явь или думы Матвея, – когда на лужайке мирный хоровод: традиционная балалайка, баян, народный танец. Казалось бы, вот она, духовная гармония новой деревни. Сам Матвей, кажется, наконец умиротворен, он даже пристраивается к хороводу, и самая красивая девушка с длинной косой танцует с ним. Перед нами как будто примирение через народное самодеятельное искусство отцов и детей, старости и юности, традиции и современности... Но идиллия резко взрывается неистовым рок-н-роллом, отвратительным бренчанием гитар, безумными завываниями и истерическими криками молодежи, при этом хоровод в русских национальных одеждах начинает ломаться в неистовом танце, а красавица-партнерша Матвея уже пускает табачный дым изо рта. Парни с гитарами бренчат, сидя на ветвях берез. Матвей в ужасе. Он с омерзением пытается стаскивать с деревьев одержимых, ему никто не сопротивляется, более того, они его не видят. Самородок-художник Колька – в общем хороводе беснующихся. Испуганный Матвей вопрошает: ты-то куда? Но обезумевший Николай не своим голосом кричит: «Надо девочек!» В ужасе старый председатель пинает парня, но тот словно не замечает удара, он захвачен общей вакханалией.

У Сергия Нилуса, произведения которого в самиздатовской версии, по свидетельству А.Д. Заболоцкого, читал Шукшин, есть очень важный для понимания этого фрагмента фильма эпизод:

«Однажды ямщик Казакин работал один около своей угольной ямы и внезапно, среди бела дня, увидел множество бесов в образе людей обоего пола. Бесы в странных одеждах и в колпаках сидели на высоких деревьях, играли на каких-то невиданных музыкальных инструментах и припевали: – Наши годы! Наша воля! Они и еще что-то пели, но Казакин с испугу не мог вслушаться. Казакин стал креститься и молиться, но видение не исчезало. Страшно испуганный Казакин бросился бежать домой. Дорога к дому шла по берегу реки, а на берегу росли большие развесистые березы. И на всех березах этих во множестве сидели бесы, играли на инструментах и с торжеством бесчинно припевали: – Наши годы – наша воля! Наши годы – наша воля!..»[22]

А Матвей снова наедине со своими думами и сомнениями. С вопросом: куда же «пританцует» деревня? – он идет к вдохновителю Кольки – деревенскому интеллигенту Вениамину Захаровичу. Но напрасно ждет серьезного разговора Матвей. Захарыч отвечает, что человек себя всегда прокормит, но ведь главное: надо еще «песню спеть», «черта с рогами выдумать»... Старый председатель видит: интеллигенция тоже пленена злым неведением. Мало того, что интеллигенция сама бесплодна (у Захарыча ни семьи, ни детей), – она снова толкает народ к гибели. Вениамин Захарович на досуге читает лекции мужикам о Стеньке Разине:

«Бывало, как развернется, как глянет исподлобья... травы никли... Но справедливый был».

Советская мифология, обожествлявшая коммунистических «вождей», столь знакомая жившим в те времена людям, льется из уст Захарыча в адрес Степана Разина. Важная деталь: вождь Степан насильно кормит куском конины голодного воина-казака. Причем Стенька даже обнажает саблю, чтобы заставить воина съесть мясо. Конина для русского человека – нечистая еда, а благом и добром считается поделиться куском хлеба. Даже в советской мифологии вожди принимали от народа хлеб[23]. Безусловно, это архетип библейского происхождения: еще ветхозаветный Авраам приносил хлеб в дар Мелхиседеку, царю Салима. Пятью хлебами насытил Господь пять тысяч последовавших за ним. Наконец, Сам Христос именовал себя «Хлебом, сшедшим с небес». «Иисус же сказал им: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» (Ин. 6, 35).

Симптоматично, что интеллигент Вениамин Захарович не брезгует блатной лексикой: казаки Разина «раз попали они так, что в войске жрать было нечего», казак от голода «дошел». Для Шукшина это не оговорка. В «Калине Красной» (за это Шукшин получил порцию ненависти «воров») Шукшин, один из первых среди художников советского периода, показал ложь блатной романтики и вскрыл ее подлинно инфернальную сущность, что подтверждается и гибелью Егора Прокудина. В киноновелле Шукшин явно проводит эту мысль: именно заблудившаяся интеллигенция подвигает народ чтить разбойников, но блатной жаргон – деталь, которая обнажает истину: за внешне величавым Степаном скрывается Губошлеп – обычный блатной «пахан», а лекция «гуманитария на пенсии» Вениамина Захаровича низводится до уровня лагерной байки. Поразительна и убедительна игра актера Пантелеймона Крымова. По убедительности сыгранного образа, на наш взгляд, он превзошел даже героя Романа Карцева в фильме «Собачье сердце».

Далее в фильме тема разбоя и бунта развивается до своего предела – цареубийства. Захарыч, указывая на скульптуру Разина, вырезанную Колькой, выражает недоумение тем, что Степан изображен связанным. И на объяснение Кольки, что это он изобразил Степана, пойманного и связанного перед казнью, вдруг утверждает: это не Разина казнили, это «он казнил Романовых». Тем самым и будущий вождь революции предстает перед нами как последователь и продолжатель разбоя на Русской земле. А изваяние Кольки – это не изображение исторического Разина, это, нам кажется, явный отсыл к Прометею-Люциферу.

Однако с этого места сюжет фильма «Странные люди» кардинально перестает совпадать с сюжетом рассказа «Стенька Разин». Оператор фильма Валерий Гинзбург так говорит о том, что подтолкнуло Шукшина переписать сценарий фильма:

«Однажды, в свободный от съемок день, мы с Василием Макаровичем гуляли по Владимиру и зашли в магазин грампластинок. Продавался большой комплект с записями Шаляпина. Шукшин тут же его купил. В гостинице мы раздобыли проигрыватель, и Шукшин, забрав его, ушел к себе в номер. Вскоре у меня раздался телефонный звонок, Василий Макарович очень торопливым, взволнованным голосом попросил спуститься к нему. Я никогда не видел такого Шукшина. Чем-то взбудораженный, он резко расхаживал по комнате, покрасневшие глаза и постоянно вздрагивающие скулы выдавали его волнение. ‟Послушай!” – сказал он совершенно изменившимся голосом и включил проигрыватель. Зазвучала песня в исполнении Федора Ивановича Шаляпина – ‟Жили двенадцать разбойников, жил атаман Кудеяр, много разбойники пролили крови честных христиан!..” Шукшин сидел совершенно потрясенный. Он весь был во власти песни. После того как пластинка кончилась, Василий Макарович снова нервно заходил по комнате. Я не помню сейчас точных слов, которые он буквально выкрикивал, но смысл был таков: ‟Вот, это настоящее искусство!.. Хоть бы раз приблизиться к подобному!..” – и дальше в том же духе. Разговоры в тот момент были бессмысленны, и я ушел к себе в номер.

Ночью снова раздался звонок – Шукшин попросил разрешения прийти и поговорить. Сначала он долго и сбивчиво убеждал меня, что мы делаем не то и не так. Потом, достав из кармана очередную ученическую тетрадь, начал читать заново написанную вторую часть заключительной новеллы»[24].

Позволим себе напомнить читателям слова «Легенды...» в исполнении Федора Ивановича Шаляпина:

Господу Богу помолимся,
Древнюю быль возвестим!
Так в Соловках нам рассказывал
Инок святой, Питирим.

Жило двенадцать разбойников,
Жил Кудеяр-атаман.
Много разбойники пролили
Крови честных христиан.

Много богатства награбили,
Жили в дремучем лесу.
Вождь Кудеяр из-под Киева
Выкрал девицу красу.

Днем с полюбовницей тешился,
Ночью набеги творил.
Вдруг у разбойника лютого
Совесть Господь пробудил.

Бросил своих он товарищей,
Бросил набеги творить.
Сам Кудеяр в монастырь пошел
Богу и людям служить.

Господу Богу помолимся,
Будем Ему мы служить.
За Кудеяра-разбойника
Будем мы Бога молить.

Быть может, именно это художественное произведение заставило Шукшина всерьез задуматься о подлинном историческом и духовном облике разбойника Стеньки Разина? То, что не могли донести до Василия Макаровича в дружеских беседах Василий Белов, старик-казак из Старочеркасска, наконец вдруг предстало перед Шукшиным как действительно народная правда об отношении простых русских людей к разбою и бунту. Именно эти выводы возникают у вдумчивого зрителя фильма «Странные люди». «Легенда о двенадцати разбойниках» вводится режиссером в художественную канву картины, именно эта народная баллада пробуждает в Кольке желание сжечь свое изваяние Разина.

Во время пения слов: «Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил» мастер бросает скульптуру в огонь. Сказаны (спеты) истинные слова: Разин – лютый разбойник. Но нераскаянный. Помочь ему – значит сокрушить его славу. И сокрушить ложное искусство. Дорого стоят слова Кольки, обращенные к Вениамину Захаровичу: «Плохо это, Захарыч, оказывается, не могу...»

Следующие затем кадры комбинированных съемок резко высвечивают языками пламени, словно вырисовывают, на горящей скульптуре Стеньки Разина крылья и рога Люцифера. Связанный Разин – это даже не Прометей, на обуглившейся скульптуре Разина языки пламени высвечивает лик Люцифера...

Инфернальная суть Разина, кажется, ясна для Кольки, баллада о разбойнике Кудеяре разбудила его от сна прелести: на заключительных словах баллады – «за Кудеяра-разбойника будем мы Бога молить» – лицо Николая наконец проясняется. Просветляется и лицо мысленно пережившего свои похороны старого председателя Матвея Рязанцева. Ибо на рассвете, когда смолкает баллада о двенадцати разбойниках, над деревней наконец раздается настоящий, церковный праздничный колокольный звон...

***

Религиозный реализм

Вряд ли герои Шукшина в прямом смысле слова «положительные». И в то же время, без сомнения, автор любил своих героев. Хотя Шукшин честно показывает самые их неприглядные черты, но крайне редко в его творчестве бывает так, что отрицательные персонажи совсем не заслуживают жалости и сочувствия. Жалко и Тимофея Худякова из рассказа «Билетик на второй сеанс», и старика Баева из «Беседы при ясной луне». Лишь перед немотивированной жестокостью и бесчеловечностью отступает автор. Отец и сын из «Обиды», прокурор из рассказа «Мой зять украл машину дров», «горилла» из «Бори» лишены не авторского сочувствия, они лишены понимания: своей немотивированной ненависти, в крайнем проявлении бесчеловечности, они как бы становятся за черту уразумения их поступков. Но Шукшин как автор все же силятся понять и их. Веня Зяблицкий желает напугать прокурора не в качестве мести, он хочет увидеть в нем человеческие черты, хотя бы страх, и, увидев этот страх, как бы успокаивается. В документальном рассказе «Кляуза» автор-повествователь тщетно пытается вспомнить лицо вахтерши. Эта невозможность вспомнить человеческое лицо героини на протяжении рассказа приводит героя к печальному вопросу: «Что с нами происходит?» Страшно не только то, что обидчица-вахтерша «потеряла лицо». Страшно и то, что обиженный автор-повествователь не смог рассмотреть в ней этого человеческого лица. В этом подлинная сюжетная коллизия рассказа.

В идеальном измерении человеческое лицо – это тоже лик, образ Божий в человеке. И тайна притягательной силы творчества Шукшина заключается в том, что он стремится проявлять этот лик в своих героях. Образ Божий, порой скрыто, неотчетливо, но явлен в «чудиках», несмотря на их греховное помрачение. Герои Шукшина часто идут против своей выгоды, при этом в их поступках не прослеживается и выгоды для «общественного блага», тем не менее их поступки, порой нелепые, возвышают их, отрывают от земли, от мира дольнего. Это делает героев Шукшина, что уже отмечалось, сродни героям Достоевского. Подпольный человек Достоевского также иррационален. Никто не сможет назвать подпольного человека «положительным героем», но именно этот герой (а не Болконские и Левины) развенчал ложь и бесперспективность материалистической позитивистской концепции человека. Как подпольный человек, так и герои Шукшина не желают становиться винтиками и колесиками, хотя бы и в самом совершенном механизме человеческого счастья.

Православное богословие говорит нам о вечности и неизгладимости образа Божия в каждом человеке. Подобие Божие человек может и потерять, да так, что даже уподобится «скотам несмысленным». Но даже в самой ужасающей действительности, разорении, голоде, заточении вдруг в самом маленьком человеке начинает блистать этот Божественный свет. Именно поэтому даже самый бездумный, глупый, иррациональный поступок героя Шукшина являет в нем блик Истины...

[21] Шукшин. Прикосновение к мифу и человеку // Радиотеатр Людмилы Кориной // http://radioteatr.su/Files/mp.htm

[22] См. Нилус Сергей. Святыня под спудом. Тайны православного монашеского духа. 22 июня // http://dugward.ru/library/nilus/nilus_svyatynya_pod_spudom.html#041

[23] Например, Н.А. Заболоцкий, «Ходоки».

[24] Гинзбург В. Ученическая тетрадь в коленкоровом переплете.

Окончание в https://pravoslavie.ru/124279.html

Связанные реквизиты, страницы:pravoslavie.ru, radioteatr.su, dugward.ru

Могут видеть только зарегистрированные!
Регистрация 3 секунды!
ВойтиРегистрация